Видимо никогда не будет на свете такой могущественной воли, которая сможет подчинить её волю с таким же слепым упорством с которым и мужчины и женщины верят, что у них есть некое право навязывать собственную волю своему ближнему.

В данном случае отсутствовало бы сильное желание "нагнуть" её с той слепой настойчивостью, с которой, как полагают мужчины и женщины, они имеют право навязывать свою волю приятелю или приятельнице.